ИСТИНА

В данной работе анализируется сходство в изображении неба и небесных светил в лирике О.Э. Мандельштама и стихотворениях и поэмах В.В. Маяковского. На эту общность образов у данных представителей акмеизма и футуризма повлияло наследие предшественников – символистов. В данном контексте символизм воспринимается исследователями как материал для профанации у футуристов (М. Вайскопф) (2), как база, от которой отталкивались футуристы и акмеисты при утверждении своих программ (В.Н. Терехина (8), С.С. Аверинцев) (1). Отмечается особенность восприятия этих течений читательской аудиторией в начале XX века. Как утверждает О. Лекманов, журналисты в своих публикациях порой смешивали футуризм и акмеизм, основываясь на схожести установок. Например, это отразилось в фельетонах «обличителей модернизма» (3. С. 194), называющих новые течения хулиганством. Оказало влияние на сходства в изображении неба у данных авторов и ощущение «конца века», утраты связи с Богом, поиск личностного начала. Объединяет В.В. Маяковского и О.Э. Мандельштама отход от романтических штампов, над которыми иронизировал и А.С. Пушкин. Они непосредственно связаны с символизмом. Сравним «дряблую луну» (5. С. 50) В.В. Маяковского (стихотворение «Адище города») и «не луну, а светлый циферблат» (4. С. 51) О.Э. Мандельштама с луной из романа в стихах «Евгений Онегин», которая воспринимается как «замена тусклых фонарей» (7. С. 68). Основой восприятия неба для О.Э. Мандельштама и В.В. Маяковского становится враждебность неба как «высших сил», ощущение власти рока над бытием. Общими являются «палаческие черты» (2. С. 48) неба («звездные зубья» (6. С. 27), «петля облака» (5. С. 47) у В.В. Маяковского и рушащееся небо, звезды-булавки, луч-соль на топоре, черное солнце, небо-палица у О.Э. Мандельштама), наделение неба чертами болезни. «Болезненный» (4. С. 34) мир пустоты О.Э. Мандельштама и «распухшая мякоть» неба В.В. Маяковского отсылают к восприятию неба как нездорового, неестественного. Мотив безотзывности, глухоты, мертвенности неба у О.Э. Мандельштама («Декабрист», «Слух чуткий – парус напрягает…») перекликается со спящей вселенной у В.В. Маяковского («Несколько слов обо мне самом», «Облако в штанах»). В связи с этим соотносятся «выжженное небо» (5. С. 49) В.В. Маяковского и небытие О.Э. Мандельштама. Привлекает внимание общий образ распятой в небе души лирических героев В.В. Маяковского («Несколько слов обо мне самом») и О.Э. Мандельштама («Мне стало страшно жизнь отжить…»), который в первом случае ассоциируется со страданиями Христа, а во втором – со страхом перед небытием и страхом Бога. Образ «черного солнца», становящегося символом греха, смерти, вины, правды и связанного с солнечным затмением во время распятия Христа, развит в лирике О.Э. Мандельштама: например, стихотворения «Эта ночь непоправима…», «Как этих покрывал и этого убора…». В поэме В.В. Маяковского «Владимир Ильич Ленин» образ солнечного затмения зашифрован с помощью черных «люстр расплывшихся огней» (6. С. 289) и черного снега. Образ звезд традиционно связан с монетами (О.Э. Мандельштам «Золотой» - звезды в кошельке, В.В. Маяковский «Облако в штанах» - звезды-сребреники), а также с судьбой. У В.В. Маяковского встречаем звезды, плетущие «мученический… венок земле» (6. С. 81), у О.Э. Мандельштама – звезды-гири на весах, звезды-булавки, которые связаны с мифологией – веретеном Ананке или мойрами, плетущими нить жизни и обрезающими ее. Этот образ символизирует неотвратимость рока. Так, образ неба у В.В. Маяковского и О.Э. Мандельштама сложился под влиянием общего мировосприятия, основанного на отвержении символистского мировоззрения, благодаря ориентированию на Евангелие и мифологию, а также традиционные поэтические образы. Анализ образа неба позволяет обнаружить преемственность между модернизмом и авангардизмом.